Исследовательское пребывание в воюющей Украине

Один из членов нашей инициативной группы отправился в Украину в апреле 2024 года. Целью первого визита было встретиться с волонтерами из гражданского общества, лучше понять общий контекст российского вторжения в Украину и внутреннее состояние местного населения, а также посмотреть, что делается в рамках инициатив народной солидарности, и проанализировать их потребности.

Я уже бывал на Украине, но это было давно, по пути в Россию, куда я ездил почти каждый год в течение двенадцати лет. Это было до Майдана и до войны. Я говорю по-русски и в течение нескольких лет поддерживал связи с либертарними политическими активистами из Беларуси и России, которые борются с тоталитаризмом российского государства и его империализма на внешних границах. С начала наступления 2022 года я получал отрывками от своих контактов критику в регионе, но, честно говоря, понимание того, о чем идет речь, ускользало и до сих пор в значительной степени ускользает от европейского общества, включая политических активистов. Несмотря на то,что я хорошо знаю социальную реальность и геополитику региона, и также несмотря на то,что модного лет работал с сообществом чеченских беженцев, о том, к чему привела эта война, оставалось только догадываться. Чтобы понять, нужно побывать там.

В апреле 2024 года я отправился на автобусе в Варшаву, а затем на поезде в Київ. Двое местных знакомых написали, что меня ждут.

Київ, проект « BeSt »

Сначала я встретился с Петром*, Славой*, Кирой* и Матвеем* (*псевдонимы) в студии за полуразрушенным зданием в Шевченковском районе Київа. За время моего пребывания в этой маленькой комнате, через которую проедет много других лиц, я в основном общался с этим квартетом.

Они не являются активистами. Для них политическая организация представляется сектантской игрой в представительство и пустой тратой энергии, которую они просто оставляют другим. К началу русского вторжения Петро был плотником и видеодизайнером, Кира открыла салон красоты, Слава был парикмахером и музыкантом, а Матвей – графическим дизайнером. Российский империализм резко остановил их проекты, и они оказались в Київе благодаря необходимости и случайным встречам, а также потому, что желание противостоять российскому колониализму и проявить солидарность со своими друзьями, ушедшими воевать, заставило их объединить усилия в рамках общего проекта. Петро занимается разработкой электронных устройств и систем, которые помогут бойцам выстоять и выжить на фронте. Матвей помогает выполнять ручную работу, необходимую для реализации проекта, а Слава занимается компьютерной техникой. Другие люди помогают с мелкой работой и логистикой.

Только Матвей пережил Майдан (народное восстание в 2014 году), и для него история начинается с того момента. Для остальных это не играет решающей роли в том, что происходит сегодня. “Российская проблема” не нечто новое, она всегда где-то существовала. Слава кажется наиболее привязанным к своей украинской идентичности, которую он строго отделяет от русской идентичности: для него это два мира, которые имеют мало общего. Он легитимизирует украинский национализм, который он противопоставляет европейским формам национализма, которые он описывает как фашистские. Для него украинский национализм не имеет намерения или цели угнетать расовые и гендерные меньшинства, в то время как нацизм – это европейское зло, которое нельзя переносить на Украину. Как и остальные участники группы, он имеет знакомых-мигрантов и квиров, часто посещает альтернативную музыкальную сцену и не испытывает презрения к антифашистским активистам, которых он неоднократно называет одним из нескольких одинаково легитимных компонентов общества. Когда слушаешь его, его национализм кажется совместимым с демократией, а также открытостью миру и Европе. Украинская идентичность определяется просто – привязанностью к культуре украинского народа и его сильным стремлением к самоопределению. Слава объясняет, что эта специфика выражается в украинском слове “ВОЛЯ”, которое представляет собой сочетание понятий “свобода”, “воля” и “желание”.

Для группы в целом сопротивление является само собой разумеющимся, и те, кто уклоняется от него, ставят под угрозу свободу всех. Вместо того чтобы быть на фронте и сражаться, они организуются для материально-технической поддержки бойцов и оказания гуманитарной помощи тем, кто остался в регионах, непосредственно пострадавших от российских бомбардировок. Это их вклад до тех пор, пока их не призовут на фронт. Когда приходит время, они говорят, что пойдут без раздумий, несмотря на страх, который они испытывают. Матвей колеблется больше всех: он менее рьяный и не верит, что его личное участие в качестве солдата изменит ход войны, которая в большей степени зависит от технологий и мощи используемых нечеловеческих средств, а значит, и от политических решений, которые не зависят от нас. Он считает, что был бы полезнее без оружия, в логистике или строительстве инфраструктуры. Слава советует ему научиться управлять беспилотниками (БПЛА), чтобы не участвовать в прямых боевых действиях, потому что их использование стало обычным делом в этой войне. Поскольку союзники Украины не поставляют им оружие, необходимое для нанесения решительного ответного удара, беспилотники-убийцы заменяют ракеты и снаряды. С фронта приходят кадры под музыку, как эти маленькие дистанционно управляемые устройства сбрасывают снаряды и гранаты прямо на головы вражеских солдат. Это новая парадигма современной войны: сотни беспилотников ежедневно строятся гражданскими лицами и отправляются солдатам на фронте. А поскольку последние все еще недостаточно обучены их использованию, вклад опытных пилотов очень ценится.

Однако, поскольку добровольцы должны вступать в регулярную украинскую армию, их специализация не учитывается, когда они прибывают на фронт, и люди, с которыми я разговаривал, критикуют этот дилетантизм со стороны отсталого военного персонала. Они объясняют, что в батальоне “Азов” все иначе, там больше возможностей для маневра. Тем не менее, Слава сожалеет о недостатке приверженности со стороны молодых украинцев, которые уже привыкли к этой позиционной войне далеко на востоке страны и продолжают жить обычной жизнью. Он не очень оптимистичен и говорит, что нет другого выбора, кроме как освободить всю Украину и довести войну до Москвы, иначе Россия никогда не перестанет громить своих соседей. Российский колониализм – это константа, с которой нужно покончить раз и навсегда: для Славы и украинцев это свобода или смерть. В словах Славы чувствуется обида на российское общество, которое он обвиняет в том, что оно не дает себе необходимых средств, чтобы покончить с диктатурой Путина и войной. Если бы они действительно были в ужасе от этой братоубийственной войны, они бы поднялись и взяли в руки оружие против правительства. Он не хочет знать, что творится в головах россиян, которых он считает отчужденной массой, смирившейся со своей участью и посылающей тысячи своих людей на убой, не делая ничего, чтобы предотвратить это. Украинское правительство утверждает, что с 24 февраля 2022 года погибло около 180 000 российских солдат, в то время как 31 000 украинских солдат были убиты.

Если Матвей и Слава, каждый по-своему, выражают нравственное стремление и некую внутреннюю рану, состоящую из законного гнева или разочарования, то Петро кажется более прагматичным, стремящимся делать то, что должно быть сделано, не позволяя себе лишних переживаний. По крайней мере, об этом говорит его флегма. Возможно, тот факт, что он вырос в семье военного, способствует этой рациональности. В те несколько дней, что я нахожусь в их мастерской, он всегда активен, работает с 3D-принтерами, паяет и соединяет детали невероятной формы. Когда я начинаю интервью с ним, он с трудом описывает свою деятельность и предпочитает начать разговор об отсутствии иностранной военной поддержки: “Где F16? Далее он рассказывает о чувстве заброшенности и коллективной беспомощности целого народа, который беспомощно наблюдает за падением ракет, поскольку у него нет оружия, способного предотвратить падение бомб на украинские города. Это наблюдение разделяют многие украинцы, которые называют себя “ждунами”, ссылаясь на знаменитую скульптуру, созданную для больницы в Лейдене (Нидерланды) художницей Маргрит ван Бреворт, другими словами, “обычными пациентами, спокойно ожидающими диагноза в приемной врача и надеющимися на лучшее”. Тем временем украинская армия теряет позиции.

В двух шагах от дома Кира организовала собственный художественный и гуманитарный проект: она создает всевозможные произведения искусства из предметов, найденных в руинах или подобранных тут и там, которые помогают финансировать усилия коллектива и инициативы по оказанию помощи людям, находящимся за линией фронта. Она также ездит в Европу на выставки и информационные мероприятия, сотрудничая с коллективом независимых кинематографистов, « Free Filmers », и фонд поддержки Украины, « Medychka Fundraiser ». У меня также была короткая встреча с Сашко, директором коллектива “Свободные кинематографисты” из Мариуполя. Он рассказал мне об их разнообразной деятельности: показе своих фильмов и повышении осведомленности на Западе, поддержке перемещенных цыганских общин в Запорожье, восстановлении домов за линией фронта и отправке медикаментов участникам боевых действий. Он дает мне очень прагматичный и эффективный список гуманитарных потребностей, вскользь объясняя, что международные НПО часто не имеют отношения к реальности этих потребностей. Интервью было коротким, Сашко уклонился от моих вопросов о его личном анализе, который он считает слишком абстрактным. Я понимаю: в таком контексте не обязательно заблуждаться в теоретических оборотах. К сожалению, с Кирой мы тоже не успеем обсудить ее взгляды, но именно благодаря ей я нахожу контакт с жителями Херсона. Слава убеждает меня поехать туда, чтобы “по-настоящему понять”, а также потому, что, по его мнению, мне нужно испытать этот страх, чтобы понять, где я нахожусь в контексте войны. Он говорит, что это как “отрезвляющая таблетка”.

Київ, « Колективи Солідарності »

Перед отъездом из Київа я также встретился с членами другой сети, активно сопротивляющейся российскому империализму, – Collectifs Solidarité. Расположенный в помещении фонда в Соломянском районе, коллектив придерживается леворадикальных взглядов, то есть анархистских, либертарно-коммунистических и антифашистских. Они поставляют оборудование, транспортные средства и медикаменты бойцам либертарианского фронта, а также ударные беспилотники, которые заказываются по частям и собираются на месте. Хорошо связанная с европейскими и международными сетями сторонников левых политических сил, их логистическая организация была создана в начале российского вторжения, а в июле 2022 года сменила название. Они поддерживают связи с рядом либертарианских бойцов в различных фронтовых батальонах, а также организуют гуманитарные миссии в различных населенных пунктах в неоккупированных зонах.

19 апреля я встретился с тридцатью активистами на Шекавицкой горе, чтобы посадить дубы в память о трех бойцах-интернационалистах, погибших 19 апреля 2023 года в бою под Бахмутом, Дмитрии Петрове, Финбаре Кафферки и Купере Эндрю. Среди присутствующих были и другие бойцы-либертарианцы, временно вернувшиеся с фронта. Отец Дмитрия поделился своими чувствами и благодарностью по телефону, и момент был одновременно скромным и дружеским.

Finbar Cafferkey
Dmitry Petrov
Cooper Andrew

Сергей, один из активных членов “Колективи Солідарності”, беседует со мной за несколько часов до моего поезда в Херсон. Он рассказывает об огромной работе солидарности, которая была организована за последние два года, и о своем анализе текущей ситуации. До войны он руководил антифашистским политическим СМИ и знает, что жизнь и свобода таких активистов, как он, и значительной части населения Украины окажутся под серьезной угрозой, если Украина будет оккупирована российской армией. Он считает, что у него мало шансов пережить российскую военную оккупацию. Интернационалист, эгалитарист и пацифист, Сергей не отказывается от своих принципов, но с готовностью признает, что изменил порядок приоритетов: вчерашняя социальная борьба и политические разногласия были частично отложены из-за российской агрессии. Ему и тем, кто его окружал, не оставалось ничего другого, как примирить свои ценности с реальностью войны, приняв участие в вооруженном сопротивлении, с одной стороны, и поддержав регулярную армию – с другой, даже если это означало смириться с милитаризацией сознания, которую это подразумевало.

Однако решение отдать предпочтение поддержке либертарианских товарищей отражает желание не поддаваться националистической логике и участвовать в “военных действиях”, не отказываясь от своего антифашизма. Он признает преобладание реакционного мышления в украинском обществе, но считает, что капитуляция Украины, которую Путин представит как победу, приведет к усилению правого экстремизма, а также к полному разрушению социальной ткани и угрозе для прогрессивных кругов. На данном этапе украинское общество уже устало от войны, и если Сергей сохраняет оптимизм, то только потому, что не исключает перелома ситуации, который, к сожалению, зависит только от политических решений, находящихся вне его контроля, и в частности от поставок оружия, способного заставить российского агрессора отступить.

Поднимаясь по великим аркадам Київа к вокзалу, я продолжаю с недоумением смотреть на плакаты с рекламой полков и военной техники вдоль тротуаров: “Слава Вооруженным силам Украины (ЗСУ)”, “Смерть врага начинается с нас: стань частью великой истории”, “Служба безопасности (СБУ): вместе к Победе! “, “Защищай своих, вступай в ряды Вооруженных сил Украины”, “Непоколебимый Київ для непобедимого народа”. Умирать за страну, где ты родился, для меня никогда не имело смысла. Умирать за свои идеи – возможно, но нация – это не идея. Свобода и социальная справедливость гораздо важнее. Но в глубине души я считаю, что если ты можешь и должен быть пацифистом, чтобы предотвратить начало войны, то глупо (и поздно) сохранять эту позицию, когда война уже пришла на твой порог. Пацифисты и кемписты, которые, сидя в европейских креслах, осуждают либертарианцев, сопротивляющихся российскому вторжению, кажется, забыли, что самооборона лежит в основе принципов политической автономии. И даже если западные державы поддерживают украинское правительство, это ни в коем случае не означает, что народная самооборона становится пособником их империализма: бойцы на украинской стороне участвуют не в завоевательной войне от имени украинского государства, а в освободительной войне от имени народа. Борьба с империализмом начинается с предотвращения колонизации там, где она осуществляется силой оружия. Затем, когда с военной угрозой будет покончено, появится достаточно времени, чтобы сосредоточиться на борьбе с капитализмом, коррупцией и государственным авторитаризмом. И здесь, увы, нет уверенности, что мы сможем добиться успеха без оружия…

Херсон, город за линией фронта

В поезде до Херсона у меня в голове крутились все эти мысли: национализм, милитаризация, беспилотники… Я приехал, потому что мне нужно было услышать от людей, что они думают, чтобы лучше понять проблемы и прояснить свою позицию. Во время ночного путешествия (9 часов) я делил каюту с пожилой женщиной и офицером спецназа. Он дал мне свой номер телефона и сказал, чтобы я обращалась к нему, если у меня возникнут проблемы в Херсоне. Я согласился из вежливости, не собираясь выполнять его предложение о помощи, тем более что он спонтанно и без спроса отсканировал мой номер в приложение, чтобы проверить, не сообщили ли обо мне власти. После четырехчасовой остановки в Николаеве я снова сел в поезд и ехал еще полтора часа. В Херсоне поезд спустился между двумя толстыми стенами песка под взглядами нескольких вооруженных до зубов солдат. Сразу же сработала сирена воздушной тревоги и раздались два громких взрыва. На привокзальной площади, а затем и на всем пути к гостинице, где я встретился со своим связным, здания были изуродованы и выпотрошены, их окна разбиты или заколочены деревянными досками, а улицы усеяны ямами от снарядов, засыпанными песком и обломками. Время от времени город сотрясает детонация, и невозможно определить, как далеко упал снаряд. У меня сразу же возникает жуткое ощущение в позвоночнике, как будто постоянная угроза висит прямо за спиной и призывает меня как можно скорее покинуть общественное место.

Я остановился в последнем отеле в городе. В нее попали беспилотник и ракета, но она все еще стоит рядом с центральным рынком. Здесь я встречаюсь с другим Сергеем, который управляет и гостиницей, где живут в основном внутренне перемещенные лица (ВПЛ), и гуманитарной помощью, которая предоставляется то тут, то там, везде, где есть потребность. Спросив меня, зачем я, собственно, сюда приехал, он берет меня с собой в свой фургончик, чтобы отвезти за питьевой водой. Он набирает воду на севере города, у огромной церкви в Таврическом районе, которая была передана американской христианской неправительственной организации “Samaritan Purse”, а затем везет ее на восток города, в Склотарненский район, где в одном из зданий находятся пункты выдачи продовольствия под эгидой Всемирной продовольственной программы (ВПП). По дороге он рассказывает о различных ракетах и снарядах, падающих на город: 500-кг управляемые бомбы “КАБ”, 500-кг сбрасываемые бомбы “ФАБ” и 122-мм ракеты “ГРАД” класса “земля-земля”. Каждый день российская армия также посылает беспилотники-камикадзе “Шахед-136”, запатентованные в Иране, а затем произведенные в России под названием “Герань-2”, чтобы они врезались в мирных жителей или движущийся транспорт. Сергей показывает мне воронку, оставленную ракетой в асфальте: “Видите, она упала три дня назад. Если бы мы тогда проехали, то были бы два трупа”.

Во время моего короткого пребывания там я жил с постоянной тревогой, и прежде всего я понимал, что здания не защищают меня. Здесь никто и ничто не защищено, и российская армия ведет обстрелы, не выбирая в качестве цели объекты военной инфраструктуры. Около двадцати сел на правом берегу ежедневно подвергаются обстрелам российскими ракетами, как и окраины и центр Херсона. Каждый день разрушаются дома, ранены или убиты мирные жители. 26 апреля были взорваны две школы. Я слежу за местными новостями в нескольких Telegram-каналах: @suspilnekherson, @kherson_monitoring, @kherson_non_fake и @hueviyherson. Каждый сигнал сирены и каждая бомбежка передаются в этих новостных лентах, и регулярно транслируются изображения с обоих берегов реки. На другом берегу солдаты обеих сторон ведут окопную войну, в результате которой от некогда существовавших там деревень не осталось и следа. Во время моего пребывания украинская армия отвоевала Кринки, но на снимках оттуда виден лишь выжженный язык земли, усеянный дырами от снарядов и руинами.

Я не подошел к Днепру ближе чем на 350 метров, это было уже слишком близко. Российские войска находятся за рекой, в 5 километрах, в селе Олечки. Чем ближе к реке, тем больше улицы приобретают атмосферу города-призрака: я чувствую себя как в постапокалиптической видеоигре Fallout или в Чернобыле. Здесь ужасающе тихо, а улицы пустынны. Тем не менее в этой ничейной стране старик регулярно ходит к реке с пакетом покупок или пропалывает газоны и тротуары мертвого города. Когда не слышно взрывов боев и бомбежек, тишину словно заполняют птицы и собаки. Особенно ночью, когда бомбардировки усиливаются, кажется, что между двумя взрывами лают сотни собак. Но люди молчат. До войны население Херсона составляло 360 000 человек. Сегодня более двух третей уехали.

Через Сергея я познакомился с Игорем, который создал местную НПО под названием « Сильні, бо вільні » (@strong_because_free). Их помещения занимают цокольный этаж двух многоквартирных домов в районе Корабельный. Игорь до войны работал на стройке в Польше. В июле 2023 года он основал свою ассоциацию, которая сегодня выполняет значительную работу : эвакуация из районов бомбардировок, помощь семьям, чьи дома были повреждены в результате взрывов, помощь пожилым людям и инвалидам, помощь животным-жертвам войны, помощь семьям, чьи дома были затоплены после взрыва на Каховской ГЭС раздача ежедневных обедов и хлеба, раздача лекарств, одежды, средств гигиены, занятия и занятия для детей… В сотрудничестве с “христианским центром Святого Мартина” и « Save Ukraine » им предоставляется микроавтобус и автомобиль 4х4 с бронированными стеклами, на которых они регулярно выезжают в районы, непосредственно пострадавшие от бомбардировок, для эвакуации жителей, особенно стариков, которые остались в ловушке под обстрелом. огонь противника. Автомобиль 4×4 уже получил несколько ударов, в том числе пробил стекло со стороны водителя.

Несмотря на бешеный ритм его дней и постоянные просьбы по телефону, Игорь находит время, чтобы показать мне их помещения. В нем я рассказываю о масштабах работы, проделанной за год, и о динамизме их команды, которая к моему приезду разбирает десятки пакетов с одеждой. Затем он ведет меня в небольшое кафе, которое его спутница только что открыла на проспекте, недалеко от помещений ассоциации. Несмотря на обстановку, несмотря на давление, меня встретили сердечно. Но Игорь говорит мне, что он измотан, и что им понадобится гораздо больше добровольцев, чтобы добиться всего, чего они захотят. Он также объясняет мне, что ему пришлось скрываться под российской оккупацией и что перспектива их возвращения вызывает беспокойство у всех.

Меня отвезли в отель на автомобиле 4х4 с бронированными стеклами. После очередной ночи под звуки взрывов Сергей провожает меня на автовокзал. Перед моим отъездом полиция и военные проверяют мою личность и содержимое моего телефона. Один из офицеров подробно объясняет мне, что было бы более уместно сообщить обо мне местным властям и предложить свою помощь в качестве добровольца-гуманитария через них. Однако двумя днями ранее те же власти ответили мне, что предпочитают не привлекать иностранных добровольцев из соображений безопасности и ответственности в случае инцидента.

После остановки в Одессе, где по прибытию также звучат сирены, я возвращаюсь ночью в Бухарест. Конец экспедиции. Теперь мне нужно будет вернуться и обработать всю эту информацию, а затем подумать о том, что делать дальше.

Несколько исторических заметок о двух часто упоминаемых деятелях украинской независимости.

Украинский национальный пантеон состоит из двух противоречивых фигур: Степана Бандеры (1909-1959) и Нестора Махно (1888-1934).

Путинская пропагандистская риторика использует сложную историю Украины, чтобы очернить украинцев, в том числе обвиняя их в том, что они в целом симпатизируют нацизму. Помимо того факта, что этот ярлык является полностью клеветническим и гротескным, он основан на том факте, что националисты решительно выступили против прогрессистов и либертарианцев после жестокого подавления демократического восстания 2014 года. В частности, это касалось движений “Свобода” и “Правый сектор”, участие которых в восстании на Майдане в целом приветствовалось антиправительственными силами. Обе ультранационалистические партии с гордостью заявляют о своих претензиях на наследие Степана Бандеры. Для многих украинских патриотов, если Бандера был склонен сотрудничать с нацистами в период с 1934 по 1943 год, это можно понять только в контексте освободительной борьбы против российского (советского) империализма, ответственного за гибель миллионов украинцев в период с 1929 по 1933 год (раскулачивание и голодомор). Этот анализ, хотя и объясняет антисоветские мотивы Организации украинских националистов Бандеры (ОУН-Б), тем не менее отрицает причастность ее бойцов к массовому убийству тысяч польских и еврейских мирных жителей во Львове в 1941 году (около 8000 погибших). Версии об этом участии ОУН в погромах расходятся: Бандера был арестован немцами накануне массовых убийств и содержался под домашним арестом в Берлине, а затем был отправлен в концлагерь Заксенхаузен в январе 1942 года. Двое из его братьев были убиты в Освенциме в сентябре того же года, когда украинские националисты открыли новый фронт против немецких оккупантов в дополнение к фронту против советских оккупантов. Несмотря на отрицание украинских националистов, существует ряд документов, подтверждающих ответственность Бандеры за планирование и одобрение антиеврейских и антипольских массовых убийств. Поэтому не может быть и речи о реабилитации Бандеры под предлогом противодействия российской пропаганде. Тем не менее, необходимо учитывать влияние ультранационалистов на политический ландшафт Украины : на парламентских выборах 2014 и 2019 годов “Свобода” и “Правый сектор”, на которые претендуют около 25 000 членов, набрали не более 6% голосов, что в целом остается очень незначительным. Что касается консерватизма и традиционализма, религиозного фундаментализма и антикоммунизма, то это еще другие проблемы, которые не характерны для украинского общества…

Было бы гораздо интереснее раскопать наследие Нестора Махно. В период с 1917 по 1921 год Нестор Махно, а также Мария Никифорова (которая, несомненно, менее известна, потому что она была женщиной) возглавили тысячи украинских крестьян в их вооруженном восстании против российского империализма (монархического, а затем большевистского). В районах, освобожденных украинской повстанческой революционной, Либертарианской и анархистской армией, почти 7 миллионов украинцев временно пережили коммуналистскую политическую систему без государства. “Зеленая” и ” черная армии “объединили до 100 000 бойцов в ожесточенной борьбе против реквизиций и разграбления украинских аграрных ресурсов аутрогерманскими,” белыми ” и русскими оккупационными армиями, а затем против большевистской диктатуры. Ошибочно обвиненное в антисемитизме, что было отвергнуто рядом историков и не подтверждено никакими историческими документами, махновское движение в конечном итоге было разбито в кровь большевиками, которые затем применили беспощадные репрессии по отношению ко всему населению и украинскому крестьянству. Сегодня город Гуляйполе, который был нервным центром махновщины, расположен за линией фронта после того, как был оккупирован Российской армией менее чем на неделю в марте 2022 года и с тех пор подвергался постоянным бомбардировкам.